Архимандрит Дорофей (Дбар):
«Надо перебороть в себе обычные человеческие страхи»
Интервью для «Нужной газеты», 22 января 2013 г.

– Отец Дорофей, парламент не так давно принял закон о религии. Основные споры развернулись вокруг преамбулы закона. В конечном счете депутаты остановились на принятии преамбулы в том виде, в котором она сейчас и существует. Насколько вы считаете принятую преамбулу приемлемой?

– В принципе вариант, принятый Парламентом, вполне приемлем. Я всегда говорил и сейчас повторяю, что я не сторонник того, чтобы отдавать приоритеты той или иной религии в Абхазии. Дело в том, что все религии, указанные в преамбуле закона, имели в разные исторические периоды разное значение как в формировании нашего государства, так и культуры и традиций нашего народа. Я так говорю отнюдь не потому, что подхожу к этому вопросу по-светски, а потому, что считаю, что государство должно уважать всех своих граждан вне зависимости от того, какую веру они исповедуют. Это право каждого человека и я не хочу, чтобы государство раздавало приоритеты какой-то религиозной организации, и тем более, активно ее поддерживало. К тому же союз государства и религии (не важно, какой – христианской или мусульманской) дает плачевный результат в деле самой же веры – тогда начинается то, что мы сегодня наблюдаем у наших соседей: когда люди искренне верующие, отдаляются от Церкви, сталкиваясь с тем, что Церковь становится инструментом для политиков. Я считаю, что для абхазского государства в основе национальной идеи, вне зависимости от веры или политических интересов каждого из нас, должен лежать этический принцип, то есть «абхазство», сохранение нашего облика, традиций, языка, культуры, в которую, повторюсь, свой большой вклад внесли и православие и ислам.
Второе. Считаю, что очень правильно, что в преамбуле особо отмечен «традиционный монотеизм абхазов». Я против наименования традиционных религиозных верований абхазов «язычеством». Это низводит традиционную религию абхазов до примитивного уровня. Абхазы, находившиеся в эпицентре формирования мировых религий, стояли и в древности на гораздо более высоком уровне, нежели то, что вкладывают в понятие «язычество» те, кто говорит сегодня о традиционном вероисповедании нашего народа. Я воспринимаю эти утверждения, как попытку загнать нас в пещеру, чтобы рассуждать о нас как о народе, не соприкасавшемся с другими цивилизациями и религиями. Мы не были никогда замкнуты в своей вере и культуре. И на нас оказали влияние и римляне, и персы, и византийцы, и католические миссионеры. Все наши памятники, культура, язык говорят о том, что абхазское религиозное мировоззрение сконцентрировало в себе множество элементов из других религий и верований. Вот поэтому я считаю, что формулировка «монотеизм» более точна. Применяя определение «абхазское язычество», ведь никто не имеет в виду развитую мифологию, философию и храмостроительство, как у греков, или жречество и мистерии, как у египтян. Речь идет о совершенно банальных вещах: почитание молнии и грозы, как олицетворение богов; утопить чучело в реке, чтобы умилостивить богиню воды; тело умершего зашить в бычью шкуру и повесить на дерево, а после истления останки положить в дольмен; накрыть трапезу, чтобы вскормить души усопших людей, и т.д. Надо понимать разницу: построить дольмен и построить храм – это разные вещи, даже с точки зрения культуры. Если нам будут говорить, что мы только наследники дольменов, значит, нас вычеркивают из мировой цивилизации. Между тем, мы внесли свой вклад в мировую культуру и от языческих дольменов развились до строительства христианских пятинефных храмов. Как говорят греки – если бы не было Парфенона, не было бы Софийского храма в Константинополе, то же самое у нас: если бы не было дольменов, не было бы Лыхненского и Моквского храмов.

– Отец Дорофей, от преамбулы – к основной части закона: нас конечно же интересует его практическое приложение и что дает религиозным объединениям этот закон?

– Появление этого закона не случайность. После создания Священной Митрополии Абхазии возник вопрос регистрации. Мы должны были получить юридические права, ведь 2 тысячи граждан страны выразили свое отношение к созданию СМА. Но когда мы попытались зарегистрировать Священную Митрополию, мы получили отказ, который в Минюсте мотивировали тем, что нет закона о религии. Хотя при этом и Сухумо-Пицундская Епархия, и община баптистов и евангелистов имеют регистрацию. Нам объясняли, что те религиозные организации, которые получили регистрацию, получили его в качестве особого исключения. Но наше упорное требование о регистрации привело власть к пониманию того, что необходимо принять закон о религии. На сегодняшний день закон принят Парламентом, теперь осталось только создание необходимых механизмов его функционирования.
ОЧЕНЬ сильно обрадовало меня то, что законом упраздняется такая должность как «Уполномоченный по делам религии при правительстве республики» – классическая советская формулировка. Почему меня это обрадовало – не потому, что у меня негативное отношение к личности Резо Николаевича Кация, который занимает должность «уполномоченного», в силу его отношения к тем процессам, которые сегодня происходят внутри Абхазской Церкви. А потому, что когда мы доверяем регистрацию той или иной религиозной общины одному человеку, в этом всегда есть опасность. Вот придут представители тоталитарных сект, будь они христианского или мусульманского происхождения, и скажут: «знаете, дорогой Уполномоченный, мы поможем Абхазии, привезем медицинскую технику, обеспечим школы инвентарем, раздадим детям подарки на Рождество или Курбан, а вы нам сделайте регистрацию». И этот человек будет решать проблему, исходя из своих религиозных убеждений и социальных приоритетов. Теперь же, вместо решения одного, мы будем иметь экспертную комиссию, в которой разные люди, из разных структур. Извините, что я так откровенно говорю, но подкупить или уговорить всех вряд ли получится. Соответственно мы себя обезопасим от тех религиозных элементов, которые упорно будут пытаться проникнуть к нам – будь то тоталитарные секты или крайние радикалы, как из христианской среды, так и мусульманской, или монашеские и самозваные общины, незаконно находящиеся на территории нашей страны. В этом смысле экспертная комиссия должна дать положительные результаты. По крайней мере, у нашего общества будет хотя бы возможность знать, что действительно происходит, потому что теперь это будет решать не один человек.

– Отец Дорофей, а кто входит в состав комиссии?
– Насколько мне известно, там будут эксперты в области религиоведения…

– То есть это не представители тех традиционных религий, которые существуют в Абхазии?

– Нет. Это будут представители парламента, исполнительной власти, специалисты в области истории и религии. И это правильно – мы не можем сами себя оценивать. Мы не можем знать, являемся мы положительным составляющим для государства или отрицательным. В этом смысле – это защитный механизм. Но проблема в том, что совет пока не сформирован и, соответственно, происходят задержки с регистрацией религиозных организаций.

– Медлительностью нашей власти никого не удивишь, но, пока они «размышляют», давайте перейдем ко «времени, в котором стоим». Был сход православных мирян, принято решение о провозглашении автокефалии Абхазской Церкви. Участники схода обратились к Вселенскому патриарху…. Что сегодня? Есть ли какое-то продвижение в абхазском церковном вопросе, тем более, что только что прошел визит патриарха Варфоломея в Грузию?

– Мы всегда должны быть реалистами. С самого начала, с того дня, как мы начали процесс воссоздания нашей Церкви и ее признания, мы должны быть готовы к самым худшим вариантам. Наш народ уже через это проходил и знает, с какими трудностями и несправедливостью он сталкивался, когда создавалось абхазское государство. То есть, нам не надо настраиваться на легкое решение вопроса. Другое дело, что мы должны быть упорными и целенаправленно идти по намеченному пути, убеждать все стороны в нашей правоте. Никому это не нужно, кроме нас. Нам нужно воссоздать нашу Церковь и добиться ее признания! Поэтому за визитом Вселенского патриарха в Грузию я тоже внимательно наблюдаю. Я следил и за греческими, и за российскими, и за грузинскими публикациями на эту тему. Сегодня я уже могу сказать о положительной стороне – несмотря на то, что это мероприятие посвящено исключительно событию, связанному с юбилеем грузинского патриарха, тем не менее абхазский церковный вопрос на нем был поднят. Именно к нему было приковано внимание СМИ. Это значит, что благодаря церковному собранию в Новом Афоне мы смогли сделать так, что вопрос Абхазской Церкви стоит на повестке дня в международных православных встречах, несмотря на то, что Грузия этот вопрос воспринимает как свою внутреннюю проблему.

– Это положительный момент, а отрицательный?

– Когда абхазский вопрос обсуждается на таком высоком уровне с привлечением очень серьезных сил – это значит, что у нас будут серьезные противники. Я могу об этом говорить на основании не только репортажей СМИ, но и по тем встречам, в которых я сам участвовал (и в Греции, и в Константинополе). Наверное, греки впервые почувствовали, что абхазский церковный вопрос вызывает такой ажиотаж и станет такой серьезной проблемой. Дело в том, что есть и другие непризнанные Церкви, гораздо большие по своему составу и численности, чем мы, у которых аналогичные проблемы, и у которых, порой, и положение гораздо серьезней. Когда мы говорим об абхазской церковной проблеме, мы должны понимать, что у нас, например, нет ни одного епископа, а у этих непризнанных Церквей десяток епископов. Но, тем не менее, на этих Церквях почему-то не сфокусировано такое внимание, как на Абхазской. Конечно, нас это очень беспокоит: у нас маленькая страна, церковь, у нас нет таких грандиозных возможностей, как у московской или грузинской патриархии, но, тем не менее, мы пока удерживаем баланс.

– Прогнозы дело неблагодарное, и все же…
– Конечно, нам всем хочется быстрого решения – мы устали за двадцать лет. Но мы должны признать, что вина лежит на нас. Дело в том, что все эти годы мы шли не в том направлении.

– Когда Вы говорите: «нас», Вы имеете в виду священнослужителей Абхазской Церкви?

– Да, конечно. И главу Абхазской Епархии отца Виссариона. Потому что если бы мы на протяжении 20 лет занимались тем, что делаем последние полтора года, мы уже во многом продвинулись бы в решении нашего церковного вопроса. Но надо признать, что мы 20 лет смотрели в одну сторону и думали, что там за нас все решат.
Вторая проблема. Отсутствие единства в пути решения абхазского церковного вопроса. Думаю, понятно, под влиянием какой церковной стороны мы не смогли добиться единства. У нашего правительства, парламента и общественности не хватило мужества сказать главе Абхазской Епархии, что это не его личный вопрос, и что вопрос воссоздания Абхазской Церкви гораздо важнее личных амбиций – надо прийти к единому мнению с молодыми священниками, которых ты воспитал.

– Отец Дорофей, но вы не можете не согласиться, что в данном случае – это результат политизации вопроса: и не власти Абхазии и отец Виссарион «заказывали музыку» – тут есть более серьезное влияние. Но все же, давайте подведем итог: что мы сегодня имеем в результате всех плюсов и минусов и на что нам надеяться?

– Лично меня не будет устраивать, если мы еще 20 лет будем только обсуждать абхазский церковный вопрос. Я говорю об этом открыто не только здесь, но и в Константинополе. На данном этапе для меня очень важный показатель – непризнание запрета, наложенного на меня и отца Андрея Епископом Майкопским, со стороны других Церквей. Таким образом, попытка Московской Патриархии отрезать нас от служения, от нашей паствы не состоялась. Теперь Русская Православная Церковь забрасывает Константинопольскую и Греческую Церкви (где я нахожусь) письмами, в которых они утверждают, что я не могу там служить в качестве священника. И вот какую причину приводят представители РПЦ: отец Дорофей, будучи клириком Русской Православной Церкви, создает раскол на канонической территории Грузинской Православной Церкви, т.е. в Абхазии. Другими словами, проблема заключается не в том, что у меня плохие отношения с Русской Православной Церковью или Епископом Майкопским, проблема не в том, что, я как священник, нарушил какие-то нормы… Греки спрашивают: состав преступления назовите? Не называют, потому что ничего, кроме аргумента – что я, находясь в Абхазии, собираю народные «сборища» и раскалываю Грузинскую Церковь, у них нет.

Сегодня Русская и Грузинская Церкви – союзники против воссоздания Абхазской Церкви. Они делают все, чтобы не дать нам возможность решить абхазский церковный вопрос. Политическая составляющая в этом вопросе состоит именно в том, что, наверное, воссоздание Абхазской Церкви даст возможность закрепления нашей независимости. Но меня, как церковного человека, более беспокоит не это. Мне, как священнику, хочется, чтобы у абхазских верующих были такие же права и возможности, как у русских, грузин, греков, как у любого другого народа. Почему абхазский народ должен быть лишен епископа? Почему в Верхней Сванетии может быть епископ, а у нас нет? Откуда и кто за нас решил, что абхазы не готовы к независимой Церкви. Наивные рассуждения о нашей якобы «неготовности», вызывают удивление. Значит албанцы на Балканах, у которых было самое жестокое преследование веры, после коммунистического режима они были готовы заиметь свою Церковь, а мы нет? Вы придите в Новоафонский монастырь и спросите у паломников из разных стран: каково их представление о вере? И вы увидите, что они очень далеки от православия. Поэтому я думаю, что пока я служу в греческой митрополии, пока у меня есть возможность для встреч с представителями Вселенской Патриархии, пока с повестки дня не снят абхазский церковный вопрос – у нас еще есть возможность довести дело до конца. Но все зависит от нас.
Вы же видели аргументацию грузин – они на всех встречах говорят, да, вот отец Дорофей…, но это не Абхазская Церковь, а вот другая часть во главе с Виссарионом не хочет решать абхазский церковный вопрос через Вселенскую Патриархию. И вот тут уже проблема совсем не во мне, а в абхазском обществе, которое должно сказать и отцу Виссариону и отцу Дорофею: найдите приемлемое для двух сторон решение во благо своей родины и спасения своего народа. А не говорить, вот мы миряне и мы судить священников не можем.

– В народе часто путают священника с Богом. Но абхазские священники – это ведь не только отец Виссарион. Есть ли у всех остальных понимание того, что для решения вопроса автокефалии Абхазской Церкви надо объединить усилия?

– Надежда есть. Когда мы зимой обсуждали этот вопрос – все были согласны. А потом один человек решил все по-другому. Когда мы говорим о мнении священнослужителей, мы должны учитывать, что у них есть печальный пример отца Георгия (Хоркина), позволившего себе выразить свое мнение и в результате покинувшего Абхазию. Надо просто иметь мужество – я не говорю даже о христианском мужестве, просто о человеческом – просто собраться и сказать, что другого пути для развития православия, кроме как воссоздание Абхазской Церкви, у нас нет. Надо перебороть в себе обычные человеческие страхи – быть запрещенными в священнослужении, потерять приход и т.д.

– Отец Дорофей, признание независимости всегда очень сложный процесс и не только в церкви. Будем молиться за…?

– Единство среди абхазского духовенства и мирян. Потому что все должны понимать, что если бы мы во время референдума о независимости нашего государства разделились во мнении, ничего бы у нас не получилось.

Беседовала Изида Чаниа