Центр Гуманитарных программ обратился к десяткам граждан республики, к тем, кто вместе с народом своей страны прошел трудный путь длиной в 25 лет, с вопросами о достижениях и упущениях, ошибках и прорывах мирного времени. Надеемся, что взгляды, оценки и мнения наших респондентов – известных деятелей и рядовых граждан, мужчин и женщин, молодых и зрелых людей – помогут глубже понять, что происходит в современной Абхазии, и к чему стремится абхазское общество в XXI веке.

Предлагаем вниманию читателей интервью с архимандритом Дорофеем

В сентябре этого года исполняется 25 лет со дня Победы в грузино-абхазской войне 1992-1993 гг., независимому абхазскому государству исполняется четверть века. Скажите, пожалуйста, что для вас значит эта дата?

Архимандрит Дорофей (Дбар): Правильнее, если я буду рассуждать, как историк.

Дата – 25 лет победы и независимости абхазского государства, является ключевой в новейшей истории Абхазии. Все последующие события так или иначе зависят от этого события. Конечно, то, что было в предшествующий период, мы называем это национально- освободительным движением, заложило многое для появления современного абхазского государства. Однако, без победного итога войны 1992-1993 годов ничего не получилось бы. Вот почему для меня 30 сентября — это и День Победы, и День Независимости, и день создания абхазского государства на новом этапе.

Из истории мы знаем, что сменявшиеся поколения абхазов создавали в разное время: Абхазское царство, Абхазское княжество, Абхазскую ССР, затем, с умалением статуса — автономную республику, а нынешнее поколение создало новое государство — современную, демократическую республику. Поэтому, отныне и впредь, что бы нас ни ждало, эта дата останется навсегда в истории народа Абхазии. Тем более, что современное абхазское государство существует уже 25 лет. Для сравнения напомню, что Абхазская ССР просуществовала всего 10 лет.
Часто приходится слышать такую постановку вопроса: 30 сентября – это День Победы или День Независимости? С моей точки зрения, 30 сентября – это и День Победы, и День Независимости!

Следует понимать, что для нас победа в войне была не в независимом государстве. В 1992 году мы были не сформировавшимся государством, на которое напал враг, и которого наше государство победило. Напротив, была неопределенность. Как известно, в день начала войны (14 августа 1992 года) должен был обсуждаться вопрос федеративного государства с Грузией. Одно дело — одержать победу в войне, другое — когда эта победа реально становится стимулом для создания независимого государства.

Мне могут возразить и напомнить, например, о возвращении Абхазии к Конституции 1925 года (то есть провозглашение суверенной Абхазской Советской Социалистической Республики), т.е., о принятом Верховным Советом 25 августа 1990 года решении, которое можно считать датой независимости. С юридической точки зрения, возможно, это и так, но с фактической точки зрения, если смотреть по существу (в этом и состоит задача историка), не будь Победы 30 сентября 1993 года, решение от 25 августа 1990 года имело бы значение лишь для учебников истории, не более того. Еще раз повторюсь, реальное ощущение и понимание возможности создания своего независимого государства сложилось только благодаря этой дате – 30 сентября.

Что бы вы назвали критическими моментами? И какие триумфальные моменты были у нас за это время?

Архимандрит Дорофей (Дбар): Самый критический момент, и в этом нет сомнения, был связан с тем, что нашему народу навязали неравную войну. 25 лет назад соотношение военных сил, политическая и экономическая поддержка у Абхазии и Грузии были абсолютно неравными. Стало быть, риск физического уничтожения нашего народа был достаточно велик. Не менее критическую ситуацию мы имели и после войны, когда экономическая блокада Абхазии могла породить опасную тенденцию – подвергнуть сомнению результат победы в войне.

Психологическая надломленность могла сыграть свою роковую роль.

Думаю, я буду прав, если скажу, что и триумфальные моменты были также связаны с двумя вышеназванными событиями. Не каждый народ в своей истории одерживал такую победу при столь неравном соотношении сил. Вы только вдумайтесь в числа: стотысячный абхазский народ выиграл в войне с пятимиллионным грузинским государством! Из той же истории мы знаем, что после войны для победившей стороны обычно наступает время возрождения и благополучия. У нас же сразу после победы в войне в силу известных политических процессов на Кавказе, войны в Чечне и т.д., пришла еще худшая ситуация.

Когда идет война, человек понимает, что находится на грани жизни и смерти. Он реально оценивает ситуацию. В ситуации томительной неопределенности можно быстро сломаться. Вспомните, что перенесла в те годы вся женская половина нашего общества, которая тащила на себе все тяготы послевоенного быта (речь идет о периоде, когда через российско-абхазскую границу — единственное окно во внешний мир – не пропускали мужчин). Я убежден, что экономическая блокада Абхазии сразу после войны стала главной причиной роста преступности, причиной того, что процесс репатриации наших соотечественников захлебнулся, и многих других негативных явлений, последствия которых до сих пор оказывают свое разрушительное воздействие. Но, слава Богу, наш народ не только выстоял, но и сумел довести итог победы в войне до искомой цели: создать современное абхазское государство. И это — самый главный триумф.

Также я убежден в том, что в своей новейшей истории мы никогда не были свободны так, как в послевоенные годы. Слово «свобода», которое так часто слышится, для меня никогда не означало произвол – «буду делать все, что хочу». Свобода — это инструмент созидания. Другое дело, насколько мы в этом преуспели. Мы упустили многое. Ведь, если человек не может пользоваться инструментом, например вилкой, то он вполне может ею нанести себе вред. Однако, мне кажется, что несмотря на все риски, непоправимого вреда мы себе не нанесли.

Какие результаты нескольких управленческих команд вы могли бы отнести к несомненным успехам, продвинувшим правовое, социальное, экономическое развитие Абхазии, строительство нации, международное признание?

Архимандрит Дорофей (Дбар): Если вы позволите, я бы вопрос поставил иначе: что мешало нескольким управленческим командам добиться еще большего успеха, особенно в социально-экономическом развитии нашей страны?

Главная проблема управленческой прослойки нашего общества со дня Победы и до сегодняшнего дня – болезненный переход от советской системы управления, когда все решалось в центре (а в нашем случае, в двух крупных метрополиях — Тбилиси и Москве), к тому, чтобы Сухум реально стал нашим единственным центром принятия решений. Плюс к этому добавился переход от плановой экономики к рыночной. К этому управленческая команда также не была готова. Потому я полагаю, что единственной реальной задачей, которой управленческая команда занималась в те годы, было выживание государства. Никто не ставил перед собой цели достичь больших целей. Это и понятно: всем нам надо было просто выжить в условиях тяжелейшей политической и экономической блокады. Безусловно, были и успехи, больше на ниве внешнеполитических сношений, нежели в экономическом развитии страны и внутреннего становления самого понятия государства. Мы были крепко привязаны к геополитической и внешнеполитической ситуации, и потому многое определялось не нами.

Однако, самое главное, чего сумело достичь руководство нашей страны до начала 2000-х, это сохранить для всех нас шанс создания независимого государства.

Представим себе, что руководство Абхазии под давлением наших соседей (мы все хорошо помним попытку принуждения В. Г. Ардзинба в 1997 году к подписанию договора о статусе Абхазии в рамках единой страны с Грузией), отказалось бы от идеи строительства независимого государства. В этом случае не было бы референдума о независимости 1999 года и признания Абхазии Российской Федерацией и рядом других стран в 2008 году. Нужно было всеми усилиями выстоять, выждать, вытерпеть и дойти до этих событий, которые, еще раз повторюсь, закрепили итоги Победы.

С другой стороны, именно в те годы внутри нашего общества произошло разделение общества на «бедных» и «богатых». Плохую услугу оказала неготовность к переходу к рыночной экономике. Думаю, что процесс приватизации государственных объектов должен был идти по другому пути. Мы — общество с патриархальным укладом жизни и сильным запросом на социальное равенство. Однако никто этого не учел, и потому вместо справедливой приватизации мы оказались перед лицом передела собственности, который продолжает происходить и до сегодняшнего дня, часто с оружием в руках.

Завершая свой ответ на вопрос об управленческих командах, я хотел бы отметить, что самым пагубным для нашей страны является то, что управленцы 90-х и 2000-х по сей день сменяют друг друга. Мы уже четверть века это наблюдаем. Если эти люди и впредь будут продолжать править страной, то мы можем потерять то, что было достигнуто всеми нами за эти трудные годы. Нельзя забывать, что за 25 лет выросло новое поколение, что перед современным абхазским государством стоят новые вызовы. С ними не сумеют справиться люди со старым мышлением.

Что из запланированного не удалось сделать и почему?

Архимандрит Дорофей (Дбар): Отчасти я уже ответил на этот вопрос. Предполагаю, что если бы после итогов войны и воодушевления от победы в ней Абхазия не оказалась в жуткой экономической блокаде, мы сделали бы невероятный рывок вперед. Помните, сразу после войны можно было спокойно ездить морем из Сухума в Трабзон? А потом что? 25 лет море практически закрыто для нас, равно как и воздушное сообщение. Люди должны покупать турецкую продукцию в Сочи, перевозить ее через две границы, давая взятки таможенникам, да и то, если пропустят. Мы ездим покупать продукцию ИКЕА в Краснодар. Что было бы, если эта шведская фирма имела возможность открыть свой большой центр на территории Абхазии?

Когда мы рассуждаем относительно того, почему не удалось достичь желанного развития, то ответ для меня очевиден — у нас не было равных условий со всеми остальными. Молодые люди из России и Грузии могли спокойно поехать учиться в любую страну мира, будь на то у них желание и возможности. Молодым жителям Абхазии, в том числе и мне, приходилось и приходится пробивать себе дорогу через невероятные преграды. Иногда это удается, а в большинстве случаев – нет.

Не требуйте от Абхазии результатов, которых достигли соседние страны. У нас разные стартовые условия. Вот в советское время равенство было, поэтому в простых абхазских деревнях сельчане жили так же, как сегодня живут люди в пригороде Москвы или Петербурга.

Еще один пример. За 25 лет не было вообще никаких равных условий для возрождения церковной жизни. Напротив, все эти годы нам только упорно мешали. Однако мы добились многого, а порой и большего, чем в соседних православных странах. А что было бы, если у Абхазской Церкви были бы равные условия с ГПЦ и РПЦ?

Когда мы рассуждаем о пройденных этапах в нашей новейшей истории, мне хочется напомнить один наиважнейший факт: при такой численности населения нашего государства (около 250 тысяч человек) мы сумели создать собственное независимое государство со всеми соответствующими институтами. Назовите мне другую автономную республику бывшего СССР, которая сегодня является самостоятельным государством? Мы можем быть самокритичны и сетовать на то, что у нас не та Академия наук, не тот АбИГИ, не тот университет, не те театры, не те школы и сады и т.д. Но они у нас есть, и они функционируют.

Разве Владислав Ардзинба не был политиком мирового уровня, а Фазиль Искандер не стал классиком мировой литературы? Разве Хибла Герзмава не стала известной в мире оперной певицей, а Денис Царгуш – спортсменом с мировым именем?

Можно вспомнить еще много имен, и это будут имена людей с общепризнанными успехами. Другими словами, наши достижения в культуре, науке, политике, да и в любом другом направлении, с учетом малочисленности населения Абхазии – это невероятные достижения. И об этом всегда надо помнить.

Вообще-то, самокритика сильно развита среди народов Средиземноморья (например, греков и итальянцев). Наверное, это один из признаков принадлежности к древним цивилизациям и культурам. Ничего хуже самовосхваления для развития страны не бывает! Так что, с моей точки зрения, чрезмерная самокритика абхазов — это скорее положительный фактор, лишь бы не переходить в этом разумных границ.

Что в современном абхазском государстве у Вас вызывает наибольшую обеспокоенность или несогласие?

Архимандрит Дорофей (Дбар): Наибольшую обеспокоенность и несогласие в современном Абхазском государстве у меня вызывает, прежде всего, то, что материальная составляющая жизни ставится во главу угла, а духовная — отходит на второй план. Безусловно, этому есть объективные и субъективные причины. К объективным я бы отнес то, что слишком долгое время наш народ «подпитывался» исключительно идеологически: от него требовали самопожертвования ради идеи абхазского государства, ради идеи абхазской культуры. Действительно, наши люди отдали очень много сил на это, потому мы стали жить в собственном независимом государстве, сохраняя свой этнос, культуру и т.д. Однако это не должно было исключать фактора экономического благополучия граждан нашей страны. Государство должно создавать условия для доступа своих граждан к хорошему образованию, работе, медицинскому обслуживанию и т.д. Вместо этого наше государство стало заниматься обеспечением своих чиновников. Вот потому сегодня у нас все стремятся занять административные кресла, чтобы за счет коррупции быстро приобрести материальные блага, обворовывая таким образом собственное будущее. Самым страшным последствием такого подхода стало то, что сегодня стали слышны голоса людей, не скрывающих, что они в принципе готовы отказаться от идеи независимого государства в обмен на собственное экономическое благополучие. Опасность, я бы даже сказал, кощунственность этого подхода заключается в том, что, если мы сегодня таким путем лишимся независимого государства, то это автоматически обесценит жертвы в лице тысяч наших братьев и сестер, отдавших жизни за нашу возможность жить в своем государстве!

Еще одна видимая опасность также напрямую связана с тем, что мною было сказано выше: речь идет о «ненасытности» (и я имею в виду не только ненасытность коррумпированных чиновников, но и простых граждан нашей страны). Было бы неправдой утверждать, что за последние 10-15 лет материальное благополучие наших простых граждан не улучшилось. Улучшилось, но нам все мало.

Приведу несколько примеров. Когда я бываю в своем родительском доме, то наутро младший брат отвозит меня в монастырь. По дороге он оставляет моего племянника в школе. Ожидая брата в машине, я наблюдаю следующую картину: практически всех детей в школу родители привозят на личном автотранспорте, и во многих случаях детей привозят мамы. Стало быть, папы уже уехали на работу на другой машине. То есть, почти в каждой семье есть автомобиль, а то и два. Меня часто приглашают на освящение домов, и я вижу, как в обычных абхазских селах (не говоря уже о городах) появляются комфортабельные дома со всеми удобствами, теплыми полами и кондиционерами. Что же говорить про наши свадьбы, на которых приглашенным для развлечения гостей артистам платят гонорары до 400 тысяч рублей, т.е. намного больше 5 000 USD? Кто-то может утверждать, что наши граждане все это делают за счет российской пенсии бабушек и дедушек?

Такое поведение для меня означает, и этим я завершаю нашу беседу, что подавляющее большинство наших граждан не хотят и не намерены декларировать государству свои реальные доходы. Понятно, что этому способствует и царящая в нем коррупция. При этом они же готовы брать любую внешнюю экономическую помощь, не понимая, к какой зависимости ведет такое поведение. Государство в этом случае может утратить независимость, а без своего государства абхазский этнос с его языком и культурой просто не сможет сохраниться.

Обречен тот человек, который полагает, что самое важное в жизни — быть владельцем современного автомобиля и большого собственного дома с высоким забором. На самом деле, без заботы об общих интересах, без заботы о том, что мы называем страной, государством и ценностями, которые мы в себе носим, ничего не получится. Это нужно помнить всегда, и особенно тогда, когда мы празднуем такое событие, как 25-летие Победы и Независимости Абхазии!

Интервью для Центра Гуманитарных Программ подготовила Индира Барциц