Архимандрит Дорофей (Дбар), на пароме по пути на Святую Гору Афон. 2011 г.

2011 год. До празднования Рождества Христова оставалось несколько недель. Мы с Зурабом Агрба-Филиппаки направились из города Фессалоники, северной столицы современной Эллады, в Урануполи. Урануполи в переводе с греческого означает Небесный город. Из этого небольшого населенного пункта, расположенного на полуострове Халкидики, ежедневно отплывает паром с паломниками на Святую Гору Афон — известный во всем мире центр православного монашества. Было около шести часов утра. Зураб вел автомобиль, а я, устроившись на переднем сиденье, думал о предстоящей встрече с игуменом одного из афонских монастырей.

Уже полтора года на Святой Горе подвизался еще один наш соотечественник, иеродиакон Давид, который принял решение вернуться в Абхазию. Однако, учитывая избранный им монашеский образ жизни, подобное волеизъявление должно было быть напутствовано добрым словом (или, как мы обычно говорим на церковном языке, благословением) человека, являющегося его наставником, духовником.

На Афоне духовниками братии чаще всего являются руководители монастырей. Поэтому там сами насельники монастырей избирают себе игуменов (начальников), с учетом, прежде всего, духовного опыта, которым обладает кандидат, претендующий на главенство в монашеской общине. Другие более знакомые нам качества: образование, владение несколькими языками, организаторские способности, умение находить общий язык с властями на местах для закрепления имущественных прав монастырей и т. д. при выборе руководителей монастырей играют менее значимую роль.

Игумена монастыря Агиу Павлу, где жил и отец Давид, звали Парфением. Он уже шестьдесят лет подвизался на Афоне и являлся носителем подлинного святогорского духа монашества. С момента, когда братия избрала его предводителем, прошло уже сорок лет. Он в то время находился на послушании на лесоповале. Только настойчивость собратьев-монахов сподвигла старца Парфения согласиться возглавить один из наиболее крупных монастырей на Святой Горе Афон.

Пока мы ехали до Небесного города (а это несколько часов), в моей голове крутились разные мысли, связанные не только с предстоявшей встречей, но и с некоторыми другими, произошедшими накануне событиями.

За неделю до нашего паломничества на Святую Гору, в один из обычных моих рутинных дней в Аристотелевском университете города Фессалоники, выходя из библиотеки Богословского факультета, я, как обычно, бросил взгляд на доску объявлений.
Две афиши привлекли мое внимание. Одна из них сообщала о показе и обсуждении в одной из аудиторий университета фильма «Миссия». Вторая афиша информировала, что в Фессалониках готовится презентация греческого издания книги патриарха Московского и всея Руси Кирилла «Свобода и ответственность».

Случайно или нет, но тем же вечером на одном из каналов греческого телевидения показывали тот самый фильм «Миссия», снятый в 1986 году англо-французским режиссером Роланом Жоффе с известными актерами Джереми Айронсом и Робертом де Ниро в главных ролях. Музыку к фильму написал не менее известный итальянский композитор Эннио Морриконе. Позже я узнал, что в том же 1986 году картина завоевала «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля.

Картина произвела на меня большое впечатление. Лежа на кровати лицом к иконам, стоявшим из-за отсутствия мебели в съемной квартире на картонной коробке, и лампаде, теплившейся перед иконами, я долго размышлял по поводу увиденного. Как же так, думал я, монахи-миссионеры отдают себя всецело делу просвещения людей Светом Христовым, рискуя при этом собственной жизнью. И кто им мешает? Церковные иерархи, которые для защиты своего положения в государстве, в угоду политикам, будь то испанским, португальским, да любым другим, готовы отдать на уничтожение и самих миссионеров, и все плоды их трудов!

На следующий день после утреннего молитвенного правила и чашечки кофе, я, как обычно, ровно в девять утра сел за свой письменный стол у большого окна.
Еще со студенческих времен мне удалось выработать в себе несколько качеств, очень необходимых для творческой и научной работы. Одно из них — самоорганизация. Мне, признаться, никогда не нравился принцип организации жизни, о котором Марк Твен выразился так: «Взял себе за правило ложиться, когда не оставалось собеседников, и вставать, когда вынуждали обстоятельства». А вот рассуждения Андрея Бильджо, напротив, были мне близки. «Творческий человек, — заметил Бильжо в одном из интервью, — свободен только в том смысле, что ему не всегда нужно с утра идти на работу, у него может не быть начальника. Но у него есть самый большой тиран — он сам. Нужно обладать очень серьезной самоорганизацией, чтобы, когда тебя никто не заставляет, сесть в девять утра за стол и работать до вечера».

Молодые люди полагают, что дисциплина, программы, скучные учебные пособия и многое другое подавляет в них творческое начало. Так когда-то думал и я. Однако жизнь доказала, что прав был христианский миссионер и знаменитый художник Винсент Ван Гог. Когда я учился в Абхазском государственном университете на отделении изобразительного искусства, мне как-то попалась книга — жизнеописание этого художника. И хотя я не помню ни названия книги, ни её автора, суть не в этом… Из той книги я узнал, что голландский гений в юности протестовал против освоения художественного мастерства с помощью рисования гипсовых фигур, объясняя это тем, что вокруг существует прекрасная живая природа. Однако в зрелом для художника возрасте он утверждал обратное, что изобразить живую природу невозможно, если не научиться хорошо рисовать «мертвые» фигуры.
Запомнил я навсегда и совет своего преподавателя по латинскому и древнегреческому языкам в Московской духовной академии, советского и российского филолога-классика Ю. Н. Шичалина, сравнивавшего процесс изучения языка с обязанностью домохозяйки ежедневно два часа крутить мясорубку: – Ждать вдохновения для освоения языка — бессмысленная затея! Язык требует ежедневного штудирования. Ещё один мой принцип, раздражавший сокурсников по Московской духовной академии: я часто запирался в своей комнате академического общежития, вывесив с наружной стороны двери записку с крылатой латинской фразой, вычитанной в каком-то учебном пособии: «Amici — fures temporis!»

Однако вернемся к моей съемной квартире в Фессалониках. Из окна, перед которым стоял письменный стол, были видны руины древнего европейского города, жители которого услышали Благую Весть (Евангелие) из уст самого апостола Павла — удивительного человека из Тарса. Вначале он яро преследовал христиан, а затем стал «apostolus furiosus». Вдалеке хорошо просматривался и большой современный храм, построенный в честь названного апостола на том самом месте, где некогда находился дом Ясона, в котором, согласно одной из книг Нового Завета, апостол Павел жил со своим учеником Силой. Помимо остатков древнего города и большого храма я мог видеть забитую автотранспортом городскую улицу, супермаркет и несколько многоэтажек с традиционными для современных греческих городов небольшими магазинчиками на первом этаже.
В своей квартире я мог слышать колокольный звон, доносившийся из церкви святой Екатерины. Сам этот средневековый храм, построенный, когда Фессалоники стали второй столицей Византийской империи, виден не был, поскольку его со всех сторон тесно окружали многоэтажки. В этом прекрасном древнем городе я жил уже несколько лет, работая над докторской диссертацией, посвященной изучению жизни и деятельности одного из трех великих иерархов Кафолической (Соборной) Церкви святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского.

В тот день я по обыкновению положил перед собой отксерокопированные материалы с жизнеописанием святого Иоанна, вытащил древнегреческие словари, раскрыл свой персональный компьютер и приступил к работе. Мое внимание к себе привлек небольшой фрагмент древнегреческого текста. Подробный анализ данного отрывка, с котором я ознакомился накануне, принадлежал болландисту отцу Флорану ван Оммеслаге. Он резюмировал его как конфликт епископа Константинополя Иоанна с одной императорской особой. Фрагмент напомнил мне печальный финал картины «Миссия». Несмотря на то, что события, происходившие в фильме (Бразилия, конец XVIII века), и события из жизни святого Иоанна Златоуста (Римская империя, вторая половина IV – начало V века) были разделены огромным отрезком времени, в них было что-то, как мне показалось, общее, объединяющее. И святой Иоанн Златоуст, который, помимо всего прочего, занимался просвещением готов, организацией миссии в Финикии, и герои фильма — испанские миссионеры, проповедавшие Христа среди индейцев Гуарани, пали жертвой сговора политиков с церковными иерархами. Если во времена прототипов персонажей картины «Миссия» — Родриго Мендоса и священника Габриэля, полагал я, представление об архиереях как об особом сословии с подобающей для этого властью, почестями, собственностью и роскошью было нормой и изменить что-либо было уже невозможно, то в эпоху Златоуста многое ведь было еще поправимо! Однако подавляющее большинство тогдашних собратьев святого Иоанна, во главе которых стоял епископ Александрии Феофил, прозванный «фараоном Церкви», смогли одержать победу над ним, не гнушаясь использовать для этого в том числе и священные каноны Церкви.

Поступив так, иерархи Кафолической (Соборной) Церкви изменили во многом последующие правила церковной жизни. Отныне будет происходить постепенное отдаление Церкви Христовой от Христа и место главы Церкви будут оспаривать папы, патриархи, католикосы, архиепископы и митрополиты, в общем, иерархи, святость которых в большинстве случаев будет определяться их титулами и блеском облачений. И церковная жизнь также постепенно отделится от христианской. Правильность образа жизни церковного человека теперь будет определяться исключительно канонами, а не тем, что говорил Христос в Евангелии. Почему, продолжал думать я, если церковные правила должны занимать особое место в жизни христиан, вся экзегеза святого Иоанна Златоуста была посвящена разъяснению Священного Писания, а не толкованию Священных канонов Церкви?

Следующий лист древнегреческого текста сообщал о попытке епископа (да, да, именно епископа, а не папы!) Рима, святого Иннокентия, созвать Собор в Фессалониках для пересмотра дела епископа (да, да, именно епископа, а не патриарха!) Константинополя, святого Иоанна, находившегося к тому времени уже в ссылке, в самом пустынном месте, «τῆς οἰκουμένης τὰς ἐσχατιάς», — как писал сам Златоуст в своих письмах.

Я снова подошел к окну, чтобы освежить в памяти вид лежащего в руинах древнего города, в котором тот Собор так и не состоялся.

Сообщение древнего источника о попытке пересмотра несправедливого отношения большинства церковных иерархов, живших в самом начале V века, к епископу Константинополя, святому Иоанну Златоусту, дало мне надежду: может быть, правда восторжествует! Но, увы, нет. Единственное, чем мог я себя утешить, так это тем, что во все времена в истории Церкви были и остаются (пусть их и меньшинство!) истинные архипастыри. И счастлив тот христианин или монах, или священник, который встретит в своей жизни такого архипастыря. Я встретил его здесь, в Греции. Но это другая история.

Часы показывали уже двенадцать пополудни, и я решил прервать работу, чтобы выпить чашку кофе. Обычно я варю кофе, который в Греции называют «по-гречески», в Турции — «по-турецки». Мои соотечественники называют тот же самый кофе — «кофе по-восточному». Вероятно, абхазы, не обременяя себя изучением деталей происхождения этого бодрящего напитка и в то же время не желая умалить роли как турецких, так и греческих купцов — владельцев первых кофеен в Сухуме, придумали такое компромиссное название.
Напряженная научная работа и недостаток времени для отдыха подталкивали меня часто пить кофе, чтобы удерживать ум в состоянии постоянного бодрствования.
Кофе я полюбил еще с юности, когда, будучи студентом-художником, часто гулял на набережной Диоскуров в Сухуме. Эту привычку я сохранял и потом, когда уже в качестве священника нес служение в главном храме Себастополиса (Сухума).

Жизнь в столице Абхазии привела меня к любопытному умозаключению: кофе и Сухумская набережная — два главных фактора, объясняющие склонность горожан нашей столицы к философскому образу бытия и в то же время способствующие их творческим успехам. Именно там, на набережной Диоскуров и Махаджиров (к одной в древности причалили аргонавты, с другой — уже в новое время — были вынуждены отплыть в изгнание исконные жители Абхазии), где в конце XIX века появились первые кофейни (в середине XX века набережные Сухума были заново отстроены германскими военнопленными), кофе и море дают человеку небывалые творческие силы. Ни в Новом Афоне, ни в Гагре, ни в Пицунде, ни в каком другом месте прекрасной нашей Родины я не находил такой эффективности сочетания кофе и набережной для раскрытия творческого потенциала. Странное и необъяснимое явление.

Писатель Георгий Гулиа в книге, которую он посвятил жизни и творчеству своего отца Дмитрия Гулиа, писал: «Удивительно, город Сухум с тех пор (речь идет о начале XX века) вырос по меньшей мере раз в двадцать, и ровно на столько же уменьшилось количество чайных, кофеен, кондитерских, ресторанов. Не стало уютных духанов. Их еще застал Есенин в начале 1925 года. Он писал: “В Сухумском духане потрогать приехал чужую лазурь”. Наверно, это был последний духан».

Я сварил кофе, сел на диван — это была единственная роскошь в моем appartement de passage — и включил телевизор. Его появление в квартире было связано с изучением новогреческого языка. Рекламный ролик на государственном канале греческого телевидения приглашал телезрителей в большой концертный зал в Афинах, где вечером того же дня должен был состояться рождественский концерт. На концерте, как сказал диктор, будет исполнено музыкальное произведение митрополита Русской Церкви Илариона (Алфеева).
В памяти всплыла афиша в Аристотелевском университете…

Спустя пару часов я узнал, что через несколько дней в Фессалониках митрополит Иларион будет презентовать книгу Патриарха Кирилла «Свобода и ответственность», а после этого он намерен совершить паломничество на Святую Гору Афон. Получалось, как раз в те дни, когда и мы Зурабом собирались туда поехать.

Когда мы с Зурабом стали подъезжать к Небесному городу, мысль о возможности случайной встречи с митрополитом Иларионом вызвала у меня некоторое беспокойство. Мне так не хотелось столкнутся с этим человеком! Да еще в таком святом месте.

Личная встреча с ним в Москве полгода назад убедила меня: митрополит Иларион ничем не отличается от многих других церковных иерархов, которые независимо от времени мировой истории, независимо от того, какой век на дворе, вступив в сговор с властями и используя священные каноны, осудили и загубили — и святого Иоанна Златоуста, и реальных прототипов персонажей фильма «Миссия» Родриго Мендоса и священника Габриэля, в существовании которых я не сомневаюсь.

…Византийская башня на небольшом мысе Урануполи была уже перед нами. Паром ждал паломников, чтобы отправиться на Святую Гору Афон.

Фессалоники, Греция,
декабрь 2011 г.