Это был июнь месяц 1993 года, шла война. Я, тогда просто Дмитрий Дбар, вместе с Адгуром Ампар (сейчас он иеромонах Андрей) сидели на лавочке перед домом в Гудауте, где во время войны работал Владислав Григорьевич Ардзинба, и ждали, когда нас пригласят к нему. Перед домом находились несколько ребят в военной форме. Один из них был Джон Хутаба. Его я запомнил не только по тому, что он выделялся своим атлетическим телосложением, но был знаком с ним еще с довоенного времени. Мама у меня тоже Хутаба. Вдруг на балкон дома, который был расположен как раз с фасадной стороны, неожиданно вышел Владислав Григорьевич. Он был в белой рубашке с короткими рукавами и галстуке. Помню, что, увидев Владислава Григорьевича, я испытал глубокое волнение. В скором времени нас провели в кабинет, где нас с улыбкой на лице приветствовал Владислав Григорьевич и предложил сесть на стулья, стоявшие перед его рабочим столом. Он сказал, что отец Виссарион уже сообщил ему о решении направить нас для поступления в Московскую Духовную Семинарию, и что он всецело одобряет это решение, поскольку у Абхазии, где много христианских святынь и памятников культуры, должны быть свои священники. Встреча длилась около 15-20 минут. Затем нас провели в канцелярию, где Аида Ладария дала нам на руки письмо на имя Патриарха Московского и вся Руси Алексия II, в котором Владислав Григорьевич, как Председатель Верховного Совета Республики Абхазия, просил Его Святейшество принять нас на обучение в Московскую Духовную Семинарию.
Будучи уже в Москве, мы это письмо передали в руки Алексея Ващенко, тогда секретаря народного депутата Верховного Совета РСФСР Сергея Николаевича Бабурина, который вместе с сопроводительным письмом перенаправил его в Московскую Патриархию. Жаль, что я тогда не сделал копию письма Владислава Григорьевича. Не знаю, сохранилось ли оно в абхазских архивах. Но благодаря именно этому письму в августе 1993 года мы были приняты на обучение в Московскую Духовную Семинарию.
В 1995 году отец Виссарион вместе с игуменом Петром (Пиголем), первым настоятелем вновь открытого Новоафонского монастыря, пытались «продвинуть» вопрос передачи комплекса Новоафонского монастыря Русской Православной Церкви, хотя открыто об этом не говорилось. Официально была озвучена идея возрождения Новоафонского монастыря через налаживание связей с Русским монастырем на Святой Горе Афон (Греция). Тогда эту идею от лица правительства Абхазии, насколько мне известно, поддерживал Юрий Николаевич Воронов. Категорически против был Владислав Григорьевич Ардзинба.
В июне 1995 года отец Виссарион отправил группу молодых абхазских студентов, обучавшихся в Московской Духовной Семинарии, на встречу с В. Г. Ардзинба, чтобы они убедили его в необходимости передачи комплекса Новоафонского монастыря РПЦ. В эту группу вошли: Адгур Ампар (ныне иеромонах Андрей), Руслан Сарсания (ныне иеродиакон Давид) и Дмитрий Дбар (ныне архимандрит Дорофей). С нами еще был Никита Адлейба (ныне иерей). В то время рабочий кабинет Владислава Григорьевича располагался в здании АбИГИ. Мы поднялись на второй этаж, там у прохода за столом, на котором лежал автомат Калашникова, сидел Гембер Ардзинба. Нас провели в кабинет Владислава Григорьевича.
Первая часть нашей беседы была связана с вопросами веры и процессом нашей учебы в стенах Московских духовных школ. Владислав Григорьевич отметил, что было бы нечестно с его стороны, если бы в угоду времени он стал бы утверждать, что является верующим человеком. Он с большим уважением относится ко всем религиям, и считает важной их роль в жизни государства и общества. Далее Владислав Григорьевич рассказал нам, как он, будучи еще депутатом Верховного Совета СССР, содействовал поступлению в Московскую Духовную Семинарию Назария Киут (ныне иеромонаха Игнатия), а также про поездку сотрудников Московского Института Востоковедения, среди которых был и он, в Московскую Духовную Академию. Во время этой поездки один из профессоров Института Востоковедения вступил в диспут с профессором Московской Духовной Академии А. И. Осиповым, и оказался в очень сложной ситуации, не находя ответов на контрвопросы проф. Осипова. По словам Владислава Григорьевича, тот профессор всю дорогу из Сергиева Посада до Москвы продолжал дискуссию… сам с собой.
Во второй части нашей беседы мы изложили то, зачем нас, собственно, прислал отец Виссарион. Владислав Григорьевич улыбнулся и сказал нам, что мы еще молоды, и не всегда можем знать истинные причины происходящих процессов, в том числе и церковных. Он отметил, что ему был представлен проект передачи Церкви зданий и земельных угодий, принадлежавших в дореволюционное время Новоафонскому монастырю.
– Вам, церковникам (лично вас я не имею в виду), – сказал тогда Владислав Григорьевич, – передай что-нибудь, потом никогда не отберешь назад. И потом, я не хочу иметь вторую Бомбору в Новом Афоне!
С того времени, когда были сказаны эти слова, прошло ровно 20 лет, а судьба Новоафонского монастыря была и остается острейшим вопросом, стоящим перед руководством Абхазии. Однако позиция Владислава Григорьевича, который так и не подписал документа о передаче Новоафонского монастыря, оказалась абсолютна верной.
Здесь надо пояснить, что Владислав Григорьевич, конечно же, не был против возрождения Новоафонского монастыря, напротив, он этому всячески содействовал. Например, в 2001 году, когда Абхазия находилась в сложнейшем послевоенном экономическом состоянии, народ, по сути, жил в нищете, Владислав Григорьевич дал распоряжение Министерству финансов РА выделить на ремонт кровли жилых корпусов Новоафонского монастыря 20.000 долларов. Это он делал, чтобы поубавить аппетиты тем, кто под видом помощи в восстановлении Новоафонского монастыря, пытались прибрать к рукам имущество обители. Владислав Григорьевич был против передачи в собственность Церкви зданий и земельных угодий Новоафонского монастыря, а в пользование – пожалуйста.
В том же 1995 году, когда решался, как я уже отметил, вопрос передачи Новоафонского монастыря, Денис Киршалович Чачхалиа оказался в кабинете В. Г. Ардзинба по одному вопросу. Владислав Григорьевич, зная интерес Дениса Киршаловича к абхазской церковной тематике, спросил его, что он думает в отношении передачи Новоафонского монастыря. Денис Киршалович ответил: «Возрождение Новоафонского монастыря не должно опережать процесс возрождения института независимой Абхазской Церкви».
В завершение нашей встречи Владислав Григорьевич подарил каждому из нас брошюры с текстом Конституции Республики Абхазия и карты Республики Абхазия со своими автографами, а также памятные наручные часы с изображением флага Республики Абхазия на циферблате. Все эти памятные подарки от основоположника современного абхазского государства и первого президента хранятся у меня до сих пор.
Да, еще одна странная мысль, которая пришла мне в голову во время встречи с В. Г. Ардзинба в 1995 году. Владислав Григорьевич сидел в кресле за своим рабочим столом спиной к сгоревшему зданию Кабинета Министров и пятиэтажному дому. На той же стороне располагались окна его кабинета. В моей голове вдруг проскользнула мысль, ведь это очень опасно, а вдруг кто-то выстрелит оттуда, с этих заброшенных высотных зданий из снайперской винтовки или из гранатомета. Гибель Владислава Ардзинба ассоциировалось в моей юношеской голове с гибелью Абхазии… Недавно я снова оказался в этом кабинете. Я должен был проверить текст одного моего перевода с греческого языка со специалистами абхазского языка из АбИГИ. Я рассказал им об всем, что изложил выше, в том числе и о той странной мысли, посетившей меня в 1995 году. Один из моих слушателей в свою очередь поведал нам, что действительно, в те годы имел место случай, когда стреляли в кабинет В. Ардзинба из одного, вышеупомянутого мною, сгоревшего здания.
Шел август 1997 год. Адгур Ампар (отец Андрей), окончив иконописную школу при Московской Духовной Академии, вернулся в Абхазию и стал послушником Новоафонского монастыря. Я же, окончив Московскую Духовную Семинарию, приехал домой на каникулы, и готовился к поступлению в Московскую Духовную Академию. Отец Виссарион решил представить нас В. Г. Ардзинба уже в качестве выпускников Московских духовных школ и послушников, т.е. готовящихся принять монашеский образ жизни. Все мы, втроем, без предварительной договоренности пришли в кабинет В. Г. Ардзинба, находившийся уже в здании Президентского дворца. Владислав Григорьевич, приветствуя нас, сказал, обращаясь с улыбкой к отцу Виссариону, что сколько раз он просил предупреждать его заранее о желании встретиться с ним. На этой встрече присутствовал и довольно молодой помощник Президента – Астамур Тания.
Отец Виссарион рассказал о наших успехах на стезе церковной и творческой жизни, напомнив, что Адгур Ампар защитил дипломную работу (большая писаная икона святого Пантелеимона), которая теперь находится в одном их храмов Москвы, и что Дмитрий Дбар издал свою первую книгу об истории независимой Абхазской Церкви. Я преподнес свой маленький труд Владиславу Григорьевичу. Он, полистав ее, попросил меня сделать на ней памятную надпись. Честно сказать, я уже не помню, что написал на ней тогда. Помню, что я очень сильно волновался. Владислав Григорьевич сказал, обращаясь к Астамуру Тания, что, судя по тому, что он видит, имеются все возможности для возрождения независимой Абхазской Церкви и жаль, что у него нет таких конституционных полномочий, как у Британских монархов, решать судьбу своей Церкви. В завершение нашей встречи отец Виссарион пожелал сил и успехов Владиславу Григорьевичу, сказав о том, что он знает о предстоящей встрече с Министром Иностранных дел РФ Евгением Максимовичем Примаковым…
Должен сказать, что во время этой третьей встречи у меня сложилось впечатление, что Владислав Григорьевич довольно сильно изменился…
ВСТРЕЧА ПОСЛЕДНЯЯ
В конце 1999 и начале 2000 годов весь христианский мир отмечал двухтысячелетие Рождества Христова. В связи с этим отец Виссарион пригласил все руководство Республики Абхазия во главе с Президентом В. Г. Ардзинба в Сухумский кафедральный собор. Это было 7 января 2000 года. Владислав Григорьевич в сопровождении руководителей всех ветвей абхазской власти, депутатов и министров, прибыв в Сухумский собор, зашел внутрь и поставил свечи перед иконой Спасителя и Богородицы. Сергей Миронович Шамба, который также присутствовал на этом мероприятии, увидев, как Владислав Григорьевич ставит свечи, шутя, заметил: «Я и не знал, что Вы стали ходить в храм». Владислав Григорьевич, улыбаясь, ответил, что он, в отличие от некоторых, еще будучи сотрудником Московского Института Востоковедения, много раз посещал разные храмы, в том числе и Троице-Сергиева Лавру. Затем гости были приглашены за праздничную трапезу, накрытую в гостевом зале Управления Сухумо-Абхазской Епархии.
В этот день я выполнял несколько порученных самому себе функций. Во-первых, в качестве фотографа снимал все, что происходило в соборе и трапезной. Во-вторых, следуя абхазским традициям, должен был быть главным «виночерпием» праздничного застолья.
Когда гости уселись за стол, женщины, которые готовили и подавали еду на кухне, дали мне в руки графин вина, чтобы разлить его гостям, сидевшим за центральным столом. Я подошел, как это и положено по-абхазски, к самому высокому гостю, Владиславу Григорьевичу, взял стакан, который стоял на столе перед ним, и стал наливать в него вино. Вдруг я заметил, что вместе с льющимся вином в стакане булькнуло что-то. Я решил, что это наверное виноградина. Кроме того, традиции Апсуара не позволяли мне просто взять и поменять первый стакан, к которому гость еще не притрагивался. Когда всем гостям было разлито вино, по настоянию отца Виссариона, Владислав Григорьевич поднял первым стакан вина и произнес традиционный тост «Анцәа улԥха ҳаҭ!». Когда я снова взял стакан Владислава Григорьевича, чтобы налить вино, к своему ужасу я увидел, что на дне недопитого стакана плавала не виноградина, а муха. Я быстро пошел менять стакан. Когда я поставил на стол новый, с вином, Владислав Григорьевич улыбнулся и сказал мне на абхазском: «Иҭабуп!». Тогда я понял, что он, сознательно покрывая мою оплошность, выпил из первого своего стакана, в которой была муха, чтобы не опозорить молодого виночерпия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Для более справедливой оценки личности человека и его деятельности, всегда необходимо время. В отношении Владислава Ардзинба нужно сказать, что время показало, он был действительно выдающейся личностью в новейшей истории Абхазии: национальный лидер, сыгравший решающую роль в победе народа Абхазии в войне 1992-1993 годов; основоположник современного абхазского государства. Но никогда не нужно забывать, что он был и простым человеком, с присущими всякому человеку хорошими и плохими качествами, сильными и слабыми сторонами, праведными поступками и ошибками. Величие этого человека заключается в том, что он, будучи одним из нас, т.е. носителем немощной человеческой природы, постоянно борясь в этой жизни, много раз подымаясь на Олимп славы и столько же раз падая с него, смог изменить судьбу целого народа. Обожествление человеческой личности, или, говоря современным языком, создание «культа личности», когда ее лишают человеческих немощей и слабостей, когда ей не дают права на ошибку, это уже мифологизация человека. А миф – это то, что противоположно реальности, и то, что когда-то непременно развеется. Этого не нужно делать и в отношении незабвенной памяти Владислава Ардзинба!
Новоафонский монастырь
Май-июнь 2015 г.
Комментарии